Вскоре женщина перестала дрожать и тихо вытянулась, наслаждаясь теплом.
В предрассветных сумерках Роланд разглядывал ее лицо. Это было едва ли не самое красивое лицо, какое ему только доводилось встречать, его не портил даже странный цвет кожи и темно-зеленые губы.
Женщина лежала тихо, но он заметил, что она смотрит на дымящиеся угли, и глаза у нее испуганные.
— Не бойся, — прошептал он. — Костер тебя не обидит. Ц)на взяла его раненую руку, обнюхала повязку. — Кровь — нет! — сказала она мягко.
— Верно, — ответил Роланд. — Кровь — нет! Ты умная. И послушная. Мне нравятся эти два качества в женщинах — или кто ты там.
— Ты — умная, — повторила она как попугай. — И послушная. Мне нравятся эти два качества в женщинах — или кто ты там.
Роланд слышал необычный запах ее волос. Похоже… на мох и сладкий базилика одновременно, решил он. А еще от нее исходил слабый металлический запах крови. Она была одного с ним роста, но намного сильнее.
Он коснулся ее пальца и прошептал:
— Палец. Палец.
Она повторила слово, и он научил ее названиям различных частей руки и лица, а потом перешел к названиям деревьев, листвы и неба.
Притомившись, он решил было еще вздремнуть и обнял зеленую женщину покрепче. Знать бы, откуда она взялась и понимает ли, что такое одиночество. Похоже, у нее, как и у Роланда с Аверан, нет в этом мире никого и ничего. Все трое совершенно одиноки и предоставлены ноле случая.
«В моих силах помочь всем нам, — подумал Роланд. — Достаточно обратиться к Палдану с просьбой сделать меня пискуном Аверан. Ведь сирот так много, а у нее волосы точь-в-точь мои. Все будут принимать меня за ее отца». Он решил, что завтра же поговорит об этом с девочкой.
Он обнимал зеленую женщину, и наверное, поэтому — потому, что соскучился по женскому обществу или потому, что все еще помнил жену, бросившую его двадцать лет назад — подумал о Саре Крайер и о долге, который погнал его на север.
Он снова вспомнил свое пробуждение…
Натянув несколько великоватые штаны, Роланд скалил Саре:
— Я отдал свой дар человеку по имени Дрейден. Он был сержантом Королевской Стражи. Тебе знакомо это имя?
— Лорд Дрейден, — поправила она. — Несколько лет назад король позволил ему удалиться на покой. Он был уже очень стар — думаю, он взял дар метаболизма не только у тебя. Но каждый год он все еще приезжал в Гередон на королевскую охоту.
Роланд кивнул. Скорее всего, лорд Дрейден свалился с коня или пал жертвой какого-нибудь даннвудского кабана. Матерые эти звери были ростом с лошадь и погубили немало охотников.
Он еще думал об этом, когда по тесным каменным коридорам Башни Посвященных разнесся крик:
— Король умер! Менделлас Дракен Ордин погиб! Где-то еще закричали:
— Умер сэр Бьюфорт!
Потом раздался женский вскрик:
— Маррис погиб!
Роланда удивило, что в одно и то же время погибло сразу столько лордов и рыцарей. Вряд ли это было совпадение или несчастный случай.
Он надел башмаки и прокричал:
— Лорд Дрейден нашел вечный покой!
А потом крики Посвященных стали раздаваться в Голубой Башне все чаще, со всех сторон зазвучали имена рыцарей, лордов и солдат, дабы каждый мог узнать об их гибели.
Кабаны не могли убить сразу столько народу. Видимо, где-то шла великая битва. Но когда начали выкрикивать имена павших одновременно десятки голосов, он подумал: «О нет, это даже не битва. Это больше похоже на бойню».
Выбежав в узкий коридор, Роланд обнаружил, что крохотное помещение его находится на верху лестницы. Из комнатки рядом вышла, пошатываясь и растирая руки, женщина, к которой только что вернулась гибкость движений. В другом конце коридора стоял, удивленно моргая, мужчина. Когда-то он отдал лорду дар зрения.
Сара Крайер вышла вслед за Роландом.
По всей Голубой Башне раздавались горестные крики, и отовсюду к Большому Залу сбегался народ.
Голубая Башня была очень стара. В легендах говорилось, что построили ее не люди, ибо человек не в состоянии вытесать и установить эти огромные камни, из каких сложены защитные стены. Кое-кто полагал, что башню построили жившие некогда на земле великаны. В Башне над морем Кэррол было тридцать этажей. В ней были десятки тысяч помещений, то есть целый город. Почти три века она служила обителью для Посвященных Мистаррии — для всех, отдавших ум, жизнестойкость, силу, метаболизм, очарование, голос.
Роланд двинулся вперед, обошел стоявшую на пути кучку людей, отодвинул какую-то толстуху. Сара побежала за ним. Взяв ее за руку, он пробивался через битком набитые коридоры, пока они не оказались наконец на балконе, откуда был виден Большой Зал, великолепное помещение, где собралось уже множество Посвященных и слуг.
Тут стоял сплошной крик и плач. Кто-то выкрикивал последние новости, многие, не скрывая слез, плакали о погибшем короле. Какая-то старуха голосила так, словно от груди ее только что оторвали ребенка и размозжили ему голову о камни.
— Это Лэйрас. Кухарка. Ее сыновья состояли в королевской свите. Наверное, они тоже погибли! — сказала Сара, подтверждая мысль Роланда.
Среди бывших Посвященных, а ныне Возродившихся, которые все прибывали в зал вместе со своими няньками, началась настоящая давка. Какой-то парень принялся тузить другого, и драка между ними переросла в общую потасовку. Кто-то хотел услышать новости и кричал остальным, чтобы заткнулись. Крики эхом отражались от стен, и сумятица была невообразимая.
Купол, венчавший Большой Зал, находился на высоте семьдесят футов, где пятью ярусами шли балконы. Сейчас в зале собралось тысячи три человек. Со всех лестниц, из всех дверей толпами валил народ, люди стояли на балконах, опасно перегибаясь через дубовые перила.